В ходе суда Сандаков сделал заявление, текст которого мы публиакуем ниже:
- Всем очевидно, что указанные в ходатайстве следствия аргументы не соответствуют действительности: я уже доказал своим поведение, что не собираюсь скрываться от следствия, препятствовать следствию, оказывать давление на кого бы то ни было. Я больше всех заинтересован в объективном и всестороннем расследовании. Я не виновен и намерен доказать это в суде. Но для этого я должен иметь возможность воспользоваться своими конституционными правами, в том числе правом на защиту. Сегодня, к сожалению, у меня такой возможности нет.
Еще раз обозначу свою позицию о том, что доводы следствия абсурдны, и мои защитники это подробно обоснуют, я же остановлюсь на истинных причинах подачи следователем сегодняшнего ходатайства, которое не имеет своей целью обеспечить законность и объективность расследования, а, скорее наоборот, и решает совершенно другие задачи, не связанные с правосудием.
- Основная задача следствия создать максимум препятствий для защиты по обоим моим уголовным делам. Именно поэтому уголовные дела до сих пор не соединены, несмотря на то, что дела на 70% состоят из одних и тех же документов, расследуются Следственным комитетом, фактически следственные действия проходят в одном и том же здании на ул. Свободы, 40, одними и теми же сотрудниками ФСБ осуществляется оперативное сопровождение по обоим делам, по обоим делам я единственный обвиняемый и прочее. Сегодняшнее ходатайство – инструмент необъективного и предвзятого следствия для создания максимума препятствий для защиты. Находясь под домашним арестом я лишен возможности собирать доказательства, я не могу в необходимом количестве и качестве консультироваться с адвокатами по обоим уголовным делам, из-за сложности процедуры доставки в суд и на следственные действия я фактически лишен возможности надлежаще ознакомиться с материалами первого дела и, предполагаю, что и по второму делу, следователь, пользуюсь, моей ограниченностью в передвижениях, сделает все возможное, чтобы усложнить процесс ознакомления и работы с делом. Всем очевидна надуманность обоих обвинений, построенных только на противоречивых показаниях зависимых от следствия Тарасова и Калугина, поэтому единственная возможность избежать ответственности за незаконное уголовное преследование, это всеми правдами и неправдами не дать мне нормально защищаться в надежде получить обвинительный приговор. Кроме того, подобными ходатайствами, следствие умышленно пытается размыть ответственность, переложив часть ответственности за незаконное лишение свободы на суд и не скрывает это. Следователь несколько раз за последний месяц пытался устроить «торги» по изменению меры пресечения, выставляя незаконные неприемлемые условия. Мы отказались.
- Второе. Следствие, за счет домашнего ареста, пытается создать препятствия для дачи мною свидетельских показанийв уголовном деле сенатора Цыбко, которое сейчас рассматривает в Озерском городском суде. С первого дня моего задержания в марте 2015 года, следователи и оперативники, запугивая меня большими сроками заключения в случае отказа от сотрудничества, пытались заставить меня оговорить Константина Цыбко: подтвердить ряд не соответствующих действительности обстоятельств. Говорили, что моя невиновность никого не интересует, что в эпоху борьбы с коррупцией кто ж меня, зама губернатора оправдает даже если я невиновен, и что единственный шанс мне выйти на свободу не через 12 лет, а через 5, это оговорить Цыбко. Бедерин, правда по другому поводу, мне прямо говорил, что лживым показаниям Тарасова в суде могут не поверить, а вот показания одного из руководителей области для суда будет существенны. Показания Тарасова и других, зависимых от следствия людей, которые хотели, чтобы я подтвердил по делу Цыбко, не только не соответствуют действительности, но и просто абсурдны. Не буду сейчас вдаваться в подробности. Уверен, что у меня будет возможность дать показания по этому поводу в Озерском городском суде и Советском суде г. Челябинска. Я отказался оговаривать Цыбко. Сейчас у следствия одна из задач не дать мне рассказать в суде правду по делу Цыбко и про то как, когда и кто это дело фабриковал, как «ломали» свидетелей и прочее.
- Третья задача следствия – оказать на меня и мою семью психологическое воздействие. Я уже полтора года лишен возможности работать. Следствие знает, что у меня дети, мама, страдающая серьезными заболеваниями и семья брата, которых надо поддерживать и помогать. Все мои счета, в том числе зарплатный, а также имущество арестованы. Полтора года вся нагрузка по обеспечению семьи лежит на моей жене. Следователь Бедерин прямо, в присутствии защитника, говорил, что если я не признаюсь и не оговорю других людей «у детей скоро на сухари денег не будет». Спасибо друзьям, родственникам, которые помогают, но их возможности не безграничны. Нахождение на домашнем аресте не позволяет мне работать и содержать семью, создает материальные и психологические трудности. В частности, я был вынужден значительно сократить расходы на защиту, но огромное спасибо моим адвокатам, которые несмотря ни на что продолжают меня защищать.
- Четвертая задача следствия - не дать мне возможности донести до Генеральной прокуратуры, директора ФСБ все обстоятельства, связанные с незаконным уголовным преследованием и другими обстоятельствами деятельности, несовместимой со званием руководителей органов государственной безопасности и следственных органов. Это возможно только на личном приеме меня или кого-то из людей, которые мне помогают. За полтора года нашей работы до директора ФСБ Бортникова дошло только одно наше обращение из семи, а до генерального прокурора Чайки - ни одного (!) из более чем десяти. На уровне канцелярии в личном приеме по моему делу отказали Герою России и депутату Госдумы. Но даже этих обращений было достаточно для проведения проверки службой собственной безопасности ФСБ России, в рамках которой я давал объяснения офицерам с Лубянки. Кстати, может быть и в связи с моим делом в том числе, в ближайшее время, будут приняты определенные кадровые решения в Челябинском УФСБ. Уже есть серьезные дисциплинарные взыскания. Проводилась проверка и по следователю Бедерину. Пока, к сожалению, она не привела к справедливым решениям, но мы эту работу продолжаем. Надеюсь, в связи с реформой и кадровыми изменениями, которые начались в правоохранительных органах страны, системная незаконная деятельность Бедерина и его руководителя Ибиева, будет расследована в соответствии с уголовно-процессуальным законом. По нашему мнению они виновны в фабрикации как минимум 3-х уголовных дел, включая мое.
- Пятая задача следствия максимально снизить возможности меня и моих защитников донести правду о моем деле общественности через средства массовой информации. Мало того, что я ограничен с общении со СМИ постановлением суда о помещении меня под домашний арест, так еще следователь 8 сентября попытался незаконно отобрать у меня подписку о неразглашении материалов дела. Я теперь не могу привлекать даже независимых экспертов – следователь нам это прямо запретил, нарушив все возможные нормы закона. Кстати, именно привлечение экспертов: ученых, юристов-профессионалов вынудило в свое время изменить обвинение во взятке по первому делу и поставить под сомнение все обвинение. Весь цинизм в том, что само следствие системно использует свои административные возможности и на всю страну через федеральные и региональные государственные СМИ (ВГТРК, 5 канал, Россия сегодня, челябинское ОТВ и другие) выставляет меня преступником без приговора суда, попирая презумпцию невиновности, распространяя видео с моим задержанием, выдавая за предметы роскоши символические сувениры из моего дома стоимостью 2-3 тысячи рублей и т.д. Я уже не говорю, что сам (!) Маркин до судебного разбирательства проводил пресс-конференции с рассказами о том, какой я преступник.
Ваша Честь! Следствие очень цинично относится к суду, как к инструменту для решения собственных задач по незаконному уголовному преследованию и сокрытию должностных преступлений, которые, мы уверены, рано или поздно, будут расследованы. Прошу Вас отказать в ходатайстве следователя о продлении домашнего ареста и изменить меру пресечения на любую другую не связанную с ограничением свободы, дать мне возможность работать и нормально защищаться. Сегодня я такой возможности не имею.